Любовь к жизни под землей

Я не знаю людей, любящих жизнь больше, чем шахтеры. Знаете, ведь работать в шахте, все равно что хоронить себя заживо, засыпать себя пеплом, землей, вдыхать ее грудью, жрать сигаретный и угольный пепел горстями, попутно вдыхая его ушами, ноздрями, каждой клеткой организма. До 5 лет я жила рядом с шахтой. То есть до нее можно было дойти, перейдя через дорогу. И сегодня большой день. День шахтера. Мой отец был шахтером. И я, стало быть, дочь шахтера. Я знаю многих, кто ходил в забой, кто добывал уголь буквально своими руками. Помню смех и слезы людей, поднимающихся из недр земли полностью черными: внутри даже больше, чем снаружи. У большей части шахтеров уже через несколько лет работы начинает развиваться силикоз. Такая болезнь, которую порождает угольная пыль. Однажды я попросила отца сделать тест Люшера, и результат был черным. Ну, мудрено разве. У человека полжизни проходило под землей. Однажды он притащил мне странный камень, похожий на землю в миниатюре. Гладкий, с четкими контурами из синего и зеленого. Я тогда подумала, что вот она я, в космосе, огромная, а вот она земля, на которой живут люди. Потом было много разных камней в моей жизни и разных гор, скал, вулканов, холмов. И безудержная любовь к жизни, которая передалась по наследству.

И в этом году, наконец, я исполнила еще одну мечту. Я всегда хотела забраться на отвал, который образовал теперь целый горный хребет. Находится место рядом с трассой Челябинск-Магнитогорск. Проехать мимо не получится. Я ездила здесь тысячу раз, и всегда было мне интересно: а что в этом лесу кроется? Как-то на отвале был даже горнолыжный курорт. И это было вполне символично. Люди катаются по отвалу на лыжах и досках, живут полной жизнью, а тем временем внутри этого отвала идут активные работы по добыче угля: на грани смерти каждую секунду. Курорт закрыли по причине близкого расположения к трассе: опасно здесь кататься для жизни на лыжах. Разрез и шахта продолжают работать. Я всегда думала, что гора может взорваться и сползти в огромную яму, то есть вернуться к себе домой. Мы приехали сначала к месту, где еще пару лет назад люди катались на лыжах. Там нас встретила собака рядом с кафе. Сейчас здесь огромная автостоянка.

Продавщица сказала, что в гору лезть бесполезно — она нескончаемая. Ну как можно верить словам? Мы решили лезть вверх. Оставили машину на трассе и стали пробираться сначала сквозь кусты. Тут я обнаружила кладезь дикой вишни.

Нет ничего вкусней. Мои коллеги, Женя и Катя, решили не искушать судьбу и не разделили со мной радость дикой вишни. Говорю точно: есть можно. Она не больше отравлена ядами с разреза и шахты, чем все, что растет в Челябинской области.

Дальше появились валуны, камни и березки выросли до больших деревьев.

Очень красивая дорога. Мы лезли дальше — продавщица здесь, наверное, была на мотоцикле или машине (в принципе это возможно). Она знает, что до самого верха, а уж тем более до ямы, — крайне далеко.

Сверху, куда мы добрались, открывался потрясающий вид на другой, кажется, глиняный карьер, где плещется бирюзовая вода.

И на трассу: Челябинск — Магнитогорск, Троицкий тракт.

В общем, спустились и решили поехать на обычную, доступную всем смотровую площадку, где я не была с самого раннего детства в Коркино. Но теперь на входе встречает охранник и не дает пройти.

Мы поехали еще дальше.

Поселок Роза

Странно посещать город, где ты провел первые годы жизни на Земле и видеть то, что его рушат. Поселок с именем главной героини романа «Вся жизнь впереди» Эмиля Ажара: «Роза» постепенно сносят с лица земли.

Потому что город моего детства постепенно втягивает в сине-красную яму угарного газа. Да, сердце свернулось в маленький комочек. Проехав горы разрушенных домов, где раньше мы с тетей готовили яичницу, где я играла в песочнице в подружкой Катей, мы уткнулись снова в рельсы.

А уже после на смотровую площадку.

Коркинский разрез для местных — это как залив моря для южан. Как Красная площадь в Москве, как Бруклинский мост в Нью-Йорке и колесо обозрения в Сингапуре.

Однажды мы, 16-ти летние пацаны и девчонки, залезли в разрез и посадили там дерево. Да, это был наш амфитеатр. Здесь мы играли в «крокодила», сочиняли наши лучшие дни юности, дарили друг другу чувства радости и любви, которых всегда мало в городе, наполненном угольной пылью.

Ночью Коркино — это настоящий Сайлент Хилл. Довольно часто здесь пропадает всякая возможность видимости. Нельзя, не протирая глаза от гари, которая поднимается с разреза, утром спокойно дойти до школы, остановки, работы. Мгновенно забивается нос. Если после улицы протереть лицо влажной салфеткой — обязательно найдете на ней слой черной пыли.

Мы прошли через рельсы, по которым возят все тот же уголь. И перед нами открылась местная угольная Ривьера. Здесь мы носились мелкие и мечтали о будущем. И не все хотели отсюда уехать. Потому что когда горит родная земля, то и сердцу тепло.